Посмотрите, как проводят жизнь нынешние писатели. Скучен их быт. В добровольном затворничестве пребывает Виктор Пелевин. Не вылезает из глуши Александр Бушков. Говорят, время такое. А была «прекрасная эпоха», когда «инженеры человеческих душ» еще не осознавали себя инженерами, но лихо галопировали по рытвинам и ухабам жизни. Их жизнь и была сплошным романом. Авантюрным.
Век Просвещения в своей неуемной страсти к лучшему будущему человечества, в стремлении построить разумное общество на основах добра и справедливости зашел не туда, куда хотели его самые светлые и благородные умы. Вершиной романа воспитания оказались произведения маркиза де Сада, поиск высшего знания привел к появлению мистических учений. Зеркалом, в котором отразились все тайные страсти и надежды, страхи и желания общества 18 столетия, явились его знаменитые авантюристы. Некоторые из них были писателями. Единицы из них - писателями гениальными.
Сын парижского часовщика Пьер Огюстен Карон, который стал именоваться дворянином Бомарше лишь на 25-м году жизни, после женитьбы на вдове Пьера Франке и, вступив во владение ее имуществом по брачному контракту, взял на себя роль моралиста современного ему общества. Авантюрист по складу характера, он едва ли годился для отведенной ему историей такой роли. Хотя судьба навязала ему еще одну – роль предтечи Великой французской революции. Считается, что его критика социального строя ускорила крах последнего.
Вместе с Тилем Уленшпигелем и Дон Кихотом барон Мюнхгаузен с детства зачаровывал наши сердца. Но мало кто знал, что этот лихой враль существовал на самом деле. Более того, был связан с Россией.
Барон Карл Фридрих Иеронимус фон Мюнхгаузен считается уроженцем городка Боденвердера, что в долине Везера близ Ганновера. Правда, родовой замок баронов стоит чуть в стороне от города, но жители его по праву гордятся знаменитым земляком, который родился в 1720 году в этом замке, входившем тогда в герцогство Брауншвейгское.
В 1737 году в Россию прибыл герцог Антон Ульрих Брауншвейгский, которого Анна Иоанновна прочила в мужья своей племяннице принцессе Анне. В его большой свите был и юный Мюнхгаузен. Царица тут же переименовала Ярославский драгунский полк в Брауншвейгский и предписала "принимать в оный курляндцев и иноземцев, годных к службе, кои изъявляли на то свое желание". Мюнхгаузен был записан в полк одним из первых. Он дослужился до звания ротмистра, участвовал в осаде и штурме Очакова, в боях со шведами. В феврале 1744 года через Ригу, где был расквартирован его полк, проезжал санный поезд. Это везли в Петербург Ангальт-Цербстскую принцессу Софью Фредерику Августу, предназначенную в жены Петру III, - будущую императрицу Екатерину II. Почетным караулом в Риге командовал наш герой. Позже, несмотря на разницу лет и чинов, Мюнхгаузен сблизился с фельдмаршалом Минихом. Недавно в лейпцигской библиотеке была обнаружена их переписка.
Долину Шеврез французы иногда называют еще "страной де Бержерака". Земляки отождествляют славного Сирано с героем знаменитой пьесы Эдмона Ростана "Сирано де Бержерак". Здесь вам покажут памятник "тому самому" Сирано и повсюду предложат "стаканчик старого доброго вина", заверив, что это его любимое вино. Покажут и "замок" Мовьер, а скорее, господский дом, где жила семья де Бержерака, хотя от тех времен уцелело немногое, здание было перестроено еще в XVIII веке. Сам поэт покинул этот мир 350 лет назад. Ему не суждено было дожить до 37 лет. Зато ему суждено было стать легендой...
...Сирано сидел в кордегардии роты гасконцев и что-то быстро писал. Перо стремительно носилось по бумаге. При этом он так энергично тыкал пером в чернильницу, что его кончик долго не выдерживал и ломался. Бержерак чертыхался, искал новое, а, не найдя, бывало, выдергивал перо из собственной шляпы, очинял его и продолжал строчить.
Его сослуживцы делали вид, что ничего не замечают. Если бы на месте Сирано был кто-то другой, в его рукопись заглядывали бы из-за плеча, отпускали бы двусмысленные шутки. Но Боже упаси шутить с де Бержераком! Вон как он тычет пером в чернильницу и так же орудует шпагой.
В Лондоне на одном из малоприметных домов висит мемориальная доска, на которой написано несколько добрых слов о жившем здесь великом гуманисте и писателе Томасе Море. Эту табличку повесили благодарные потомки своему всемирно известному соотечественнику. Однако и по сей день с Мора официально не снято обвинение в измене государству. Впрочем, это не помешало Римской католической церкви канонизировать Томаса Мора как святого и мученика за веру. Так кто же этот загадочный человек: последователь Христа или Иуды?
Англия. Начало XVI века. Тысячи разорившихся крестьян и ремесленников стали бродягами, ворами и разбойниками из-за жестокой и бесчеловечной политики власть имущих. Суровый закон отправляет на виселицу того, кто посягнул на яблоко в базарной корзине и одновременно покрывает князя, согнавшего с мест сотни крестьянских семей, чтобы превратить их поля в пастбища для собственных овец. Отчаявшиеся люди негодуют на Бога, проклинают богатеев и воскрешают легенды о храбром защитнике угнетенных Робин Гуде...
В это время молодой адвокат, снискавший славу самого добросовестного и честного юриста в Лондоне, избирается в Парламент. Столь резкий скачок в карьере 26-летнего сына королевского судьи был вызван отнюдь не протекцией влиятельного папы.
В парадном колумбарии ХХ века аргентинскому писателю Хорхе Луису Борхесу отведена престижная ячейка с надписью "интеллектуальная литература".
Страна, где он родился, - знойная родина танго. А проза его - это холодная и одинокая (наедине с бесконечными книжными полками) игра ума, которой свойственны безэмоциональность, доходящая до бесчувственности, дегуманизация, основанная на программной подмене любви к человеку любовью к книгам, и утверждение нереальности. И все это символизируют не Джеймс Джойс, не Гертруда Стайн, не Герман Гессе, а именно Борхес.
Его творчество временами напоминает продукцию отрезанной от тела головы, которая переваривает все прочитанное и без устали выдает результат, который вобрал в себя Литературу в целом, все книги вообще, включая виртуальные. Популярность, пришедшая к Борхесу очень поздно, в 1950-е годы, означала, что он вдруг понадобился читателям, накопившим опыт двух мировых войн ХХ века и испуганным реальностью и разочаровавшимся в ней.